Константинов крест [сборник] - Семён Данилюк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В случае успешного завершения эксперимента его планировали выдвинуть на Архангела. И надо признать, Анхэ и впрямь поспевал всюду, — за всё время ни единого прокола. Не то, что у меня, — и за одним-единственным-то не доглядишь.
— Тебе придется в мое отсутствие присмотреть за моей здешней поднадзорной. Сумеешь? — вопросил Анхэ со строгостью.
Мне уже доводилось подстраховывать его в частых отлучках. Но в этот раз я отчего-то перетрусил.
— А вдруг мой хранимый и твоя решат провести вечер порознь? Ведь «заказ» на его убийство никто не отменял.
— До утра они будут вместе, — снисходительно успокоил Анхэ. — А если даже разъедутся на час-другой, то я провидел, — твоему сегодня ничто не угрожает. Главное, не упустить мою. Вот с ней, сам знаешь, не в порядке. В случае преждевременных родов грозит смерть. Так как, можно на тебя положиться?
Не отказывать же в пустяке. Конечно, я согласился. Тем более, присматривать за очаровательной Ксюшей было очень приятно.
— К утру вернусь, — заверил меня Анхэ, готовясь удалиться. Но вдруг нахмурился, озабоченный. — Все-таки, Анхель, твое разгильдяйство добром не кончится. Чувствую, подведешь и себя, и меня. Пока ты воробьишку спасал, опять проворонил поднадзорных.
В самом деле, джипа во дворе коттеджа уже не было.
— Сейчас верну, — смущенно заверил я.
— И когда у тебя, наконец, прибавится ответственности? — посетовал Анхэ. — Как только меня поднимут в высшие сферы, похлопочу, чтоб и тебя с земли убрали. Я всегда утверждал: чрезмерное вникание в жизнь смертного контингента пагубно влияет на неокрепшие создания, — последнее донеслось издалека.
Наверное, Анхэ и здесь прав.
…— Черт! — едва отъехав от загородного коттеджа, Павел Игумнов с силой надавил на тормоз, отчего сидящая рядом Ксюша чуть не боднула лбом массивное лобовое стекло. — Вот видишь, из-за твоих душеспасительных бесед Пирата забыли!
Он круто, прямо по целине, принялся разворачиваться. Но, глянув в зеркало заднего вида, лишь приоткрыл дверцу машины, — забытый котяра дул во всю прыть вслед за бросившими его хозяевами.
Жесткое лицо Игумнова при виде любимца расслабилось: одноглазый Пират походил на самого Павла. Такой же битый-перебитый в бесчисленных схватках. Такой же независимый и неуступчивый.
Впрыгнув в машину, Пират демонстративно уклонился от Ксюшиной ладони, пролез на заднее сиденье и там забился в угол, недовольно фырча, — пренебрежения к своей персоне он не прощал.
— Обиделся, хохотульный котяра, — констатировал Павел. Он нажал на газ, потянулся включить музыку, но попытка уклониться от разговора не удалась, — рука Ксюши загородила панель магнитолы.
— Давай хоть раз в жизни договорим до конца, — потребовала она.
Павел кротко выдохнул, уступая, но и выказывая тем, что мера отпущенного ему добродушия близка к переполнению.
— Ничего, я дольше терплю, — не отступилась Ксюша. — И, между прочим, вместе с тобой под смертью хожу. Так что имею право голоса.
Павел потупился, — возразить было нечего. В последний год находиться рядом с ним стало не просто рискованно. Это превратилось в экстрим.
Ксюша почувствовала смущение мужа.
— Сколько можно кликать смерть, Игумнов? — в голосе ее появился непривычный напор. — Вспомни последнее покушение. Эту кошмарную перестрелку. Ведь чудом остался в живых!
«В самом деле, — чудом», — мысленно согласился я.
В тот день я не удержался, — позволил себе самовольную отлучку. Как-то разом созрели абрикосы в Харьковщине. В Изюме, Купянске, Чугуеве они свисали через заборы, шлепались в дорожную пыль, лопались и растекались. Воздух сделался так густ, что в нем можно было купаться, будто в сиропе. Хотелось бесконечно парить и кувыркаться. Единственно, что мешало получить полное блаженство, — невозможность обонять и ощущать то душистое благоухание, о котором говорили все вокруг. Запахи и вкус нам, увы, недоступны.
Громкий вопль Ксюши с трудом пробился через тысячу километров и вернул меня к действительности как раз в тот момент, когда на моего хранимого уже напали прямо возле входа на Лужский стеклозавод. Нападавших было двое. И стрелять они начали с десяти метров, так что Павел успел оттолкнуть Ксюшу к заводской проходной, выхватить револьвер, который в последнее время постоянно носил при себе, и выстрелить в того, что был ближе, сбив его на бегу пулей. Но в следующее мгновение пуля в живот опрокинула на асфальт самого Павла. Не обращая внимания на рухнувшего подельника, киллер добежал до беспомощной жертвы, выстрелил в грудь, затем, торопясь, приставил пистолет к виску.
Вот тут-то я и подоспел.
— Даже сейчас, как вспомню, так плющит, — Ксюшу и впрямь перетряхнуло от воспоминания. — Ведь это один случай на тысячу, чтоб при контрольном выстреле у убийцы заклинило оружие.
— Вот видишь, значит, судьба играет на моей стороне, — попытался отшутиться Павел.
— Но не вечно же! Нельзя испытывать ее на излом. В конце концов, и у твоей везучести есть предел. Устанет мучиться ангел-хранитель и бросит. Помяни моё слово, — бросит! И то удивляюсь, сколько в нем терпения.
— Опять ты в свою поповщину ударилась, — пробурчал Павел. Не очень, впрочем, уверенно. События последнего года кого хошь убедят в существовании потусторонних сил.
— И потом, давай откровенно, — Ксюша решилась отступиться от обычной деликатности. — Надо же хоть чуть-чуть соизмерять свои желания с реальной жизнью. Допустим, в конце девяностых вам повезло за небешено дорого отхватить стеклозавод.
— Отхватить?! — тотчас вскинулся Павел. — Да когда я пришел, завод загибался. Зарплату не платили. Меня, если хочешь знать, на собрании весь коллектив едва не на коленях просил на директорство.
— Знаю, знаю, — неохотно признала Ксюша.
Всё она, конечно, знала. Впрочем, как и вся Калуга.
Павел Игумнов слыл удачливым и, что важно, крутым предпринимателем. В середине девяностых вместе с друзьями детства Андреем Мазиным и Евгением Сапегой организовал автомастерскую, открыл несколько моек. Попытки криминала взять махонький, но успешный бизнес под контроль натолкнулись на жесткое противодействие друзей. Прежде всего — Игумнова. После нескольких стычек «братки» убедились — этого можно сломать, но не согнуть. Убедились — и отступились. Ломать оказалось небезопасно, а самим ломаться не с чего — не те сверхприбыли. Так и оставили утлый чёлн продолжать свободное плавание в мутных волнах российского предпринимательства.
Сильно друзья не разбогатели. Но в областных масштабах считались людьми состоятельными. Настолько, что после обвала девяносто восьмого года руководители Лужского стеклозавода уступили им тонущее под бременем долгов предприятие едва ли не за бесценок.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});